Цікаво?

Все люди, как книги, и мы их читаем,

Кого-то за месяц, кого-то за два.

Кого-то спустя лишь года понимаем,

Кого-то прочесть не дано никогда.

Кого-то прочтем и поставим на полку,

Пыль памяти изредка будем сдувать...

И в сердце храним... но что с этого толку?

Ведь неинтересно второй раз читать!

Есть люди-поэмы и люди-романы,

Стихи есть и проза - лишь вам выбирать.

А может быть вам это все еще рано

И лучше журнальчик пока полистать?

Бывают понятные, явные книги,

Кого-то же надо читать между строк.

Есть ноты - сплошные оттенки и лиги,

С листа прочитать их не каждый бы смог.

Наш мир весь наполнен загадкой и тайной,

А жизнь в ней - лишь самый длинный урок.

Ничто не поверхностно и не случайно,

Попробуй лишь только взглянуть между строк.

М. Жванецкий https://www.facebook.com/

Живи !

Пока тебе живется !                                            

Устал ? Возьми и отдышись !

Упал ? Держись за руку друга !

А если друга нет , молись !

Попросят ? Ты отдай, не думай.

Не оценили ? Не сердись.

Закрыли дверь ? Не возвращайся.

Хотят учить тебя ? Учись !

Спешат предать ? Не поддавайся !

А предали ? Прощеньем мсти !

Открыли душу ? Открывайся.

Но все до капли не дари !

Когда-нибудь тебе придется,

вернуться к этим же словам.

Живи ! Пока тебе живется !

Politinfo

5 квітня 2016 р. ·   

МОЯ УКРАЇНА

Знаєте, я хочу сказати простими словами
про те, що турбує мене вечорами.
Про те, як в думках я малюю картину,
якою я бачу свою Україну.

В моїй Україні ніхто не стріляє,
ніхто не калічить, ніхто не вбиває.
В моїй Україні ніхто не воює,
своє і чуже життя кожен цінує.

В моєї країни чудові сусіди.
Запрошують в гості, і я до них їду.
Сусіди і самі в нас часто бувають,
не брешуть, не крадуть, ніде не блукають.

В моїй Україні є чесная влада.
Про неї в народі складають балади.
Працює и працює з ранку до ночі,
щоб людям відкрито дивитись у очі.

В моїй Україні не плюють на підлогу,
отримують і надають допомогу.
І молодь моя не п'є і не курить,
займається спортом, співати так любить.

В моїй Україні чемні дівчата,
а хлопці їх вміють щиро кохати.
Навчаються жити, читають книжки.
І горді від того наші батьки.

В моїй Україні немає кордонів.
І сонце, і море, Дніпро, терикони,
Карпати зимою в засніжених шапках.
Моя Україна. Люблю її, крапка

А Бог все видит здесь и там !
Закохався в зи́му падолист
У її красу небесно – білу,
Ось вона й прийшла… Обійнялись, 
І на мить у щасті розчинились…
Лиш на мить… Бо час йому іти,
Та ця мить найкраща, незрівнянна!
- Знай, кохаю, - тихо шепотів, -
Через рік зустрінемось, кохана…
Віхолою билася зима,
Голосила за своїм коханим,
Обіймала інеєм гілля,
Де тремтіло листя, ще багряне…
Потім стихла… Спогад обійняв,
Щастям пронизав її серденько,
Як коханий ніжно пригортав,
Шепотів - кохаю, їй тихенько…
Він пішов, бо так судилось їм,
Бути не разо́м, але кохати…
Жити вічним спогадом своїм,
І чекати, знов і знов чекати…
Та кохання переможе все -
Біль розлуки, холод від прощання,
Вистоїть, крізь вічність перейде
Бо безмежна сила у кохання…
01.11.2017
© Автор Галина Британ
(Поезія «Безмежна сила у кохання…»)
https://www.facebook.com/brytangalyna?hc_ref=ARSDMj3pgbGFhnxbbDoA7zhElBV1Iu-8HB0xe9zLXItCmBmMZiOXsDPe6z9TFx1T__g

Джерело: https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1697857173839228&set=a.1388942161397399.1073741828.100008448855159&type=3&theater

Противотанковая собака — история одной дворняги

Из 70 тысяч собак, мобилизованных в Красную армию в годы Великой Отечественной, 48 тысяч были обыкновенными дворнягами. Некоторым из них досталась доля противотанковых псов. Существовало 13 батальонов истребителей танков, на счету которых около 300 единиц уничтоженной вражеской бронетехники, в том числе 63 танка – под Сталинградом. Последнее применение этих подразделений пришлось на Курскую битву. Но готовить собак по этой программе продолжали до 1996 года. Собаки подрывники: рассказ дворняги Я дворняга. Никаких породистых предков. Обычный дворовый пес. Бегал во дворе с хозяйскими детьми, да ночью дом сторожил. Только однажды обычная жизнь закончилась. Люди собрались толпой у громкоговорителя и оттуда сказали то слово, которое теперь все часто повторяют: «война». На следующий день хозяин собрал мешок, с которым на рыбалку ходил, и ушел. А через месяц пришла почтальонша, но на нее даже лаять не хотелось: какая–то виноватая будто. Она в дом зашла и оттуда плач хозяйки раздался, тихий, горький, аж сердце замерло. А вскоре люди стали говорить еще одно слово: «немцы». Хозяйка положила узел с вещами в тачку, на узел младшего посадила, ему на руки – кошку, а старший за подол держится. «Пойдем, Шарик, – говорит, – уходить надо». Я не пойму: а дом как же? Кто охранять будет? А она снова зовет. И мы пошли. Два дня шли. Вокруг такие же, как мы, – с узлами, детьми, коровами, кошками… А навстречу, тонкой цепочкой, мужики в одинаковой одежде и с оружием, пыльные, усталые и какие–то безысходные. Утром на третий день вдруг закричали: «Немцы! Воздух!», потом рев моторов сверху, выстрелы часто–часто и грохот. Меня вдруг что–то подбросило, ударило, забылся я. Когда опамятовал – там, где мы шли, – большая яма. Наша тачка разломана, вещи разбросаны, а хозяев нет нигде. И запах такой кислый — горло першит. Я потом узнал, что так тол пахнет. С год где–то я бродяжничал. В основном на станциях. Там солдаты, они добрые. Сами не сыты, но хлебом банку от тушенки вытрут и мне дадут. А банка та на четверых, хотя мне ее – на раз съесть. Иногда в поезд брали. Я даже запутался, где я теперь. На какой–то станции меня солдат и подобрал, от него еще собаками пахло. Надел мне ошейник, посадил в грузовик и привез в часть. Старший посмотрел и сказал, что я крупный, годен. Там много собак было, все как я, дворняги. Вскоре люди приехали. Совсем молоденькие, мальчишки еще, но уже солдаты. Старший на строй посмотрел и с такой тоской, будто жжет его изнутри, сказал: «Поздравляю, товарищи красноармейцы, с прибытием в саперную мясорубку, так нас пехота зовет. Породистых уже угробили, будем дворняг гробить. Вот ваши смертники, в вольерах». Мне новый хозяин достался. Рыжий такой, лицо все в веснушках. Пацан пацаном, но собак понимал. И начали нас готовить. Всей–то подготовки – дня два не кормить, а потом миску с едой под танк поставить. Жрать захочешь – полезешь. Страшно до жути, но лезли. Потом на спину стали что–то крепить, вроде седла лошадиного. Тяжелое... Хозяин сказал: 12 килограммов. И снова миску под танк. Потом под танк с заведенным мотором. Потом стрелять во время кормежки стали и что–то бросать, что взрывалось. Привыкли мы, лезем под танк и лопаем. Даже под едущий танк лезем. Привязался я к новому хозяину, хвостом за ним ходил. А он с командиром поговорил, и стали нас, нескольких, кто смекалистее, чаще и дольше других тренировать. Ползать учили, от ямки к ямке перебегать, пока к танку бежим. Не знаю, зачем. Хозяин просил, значит – надо. Он так радовался, когда я прятаться научился! А мне счастье его порадовать. И мертвым прикидываться он меня учил, и к танку не прямо бежать. Потом нам, кого больше учили, другие вьюки дали. Сказали, что старого образца, их еще до войны придумали, оказывается. Там надо было такую штуку зубами дернуть, у самого танка, и вьюк спадал со спины. И сразу нужно убегать, быстро–быстро, в яму куда–нибудь или лечь подальше. Я уже не за еду старался, мне нравилось, что хозяин улыбается. И командир хоть иногда улыбался, говорил: «Может, хоть кто–то уцелеет». Потом все мы, с хозяевами, в поезде ехали. Дальше на машинах. Затем шли куда–то, где взрывы слышались. Мы последними с хозяином шли. Командир остановился, будто колонну осматривает, пропустил всех, повернулся к церкви, что из–за холма виднелась, и крестится. Слышу, говорит тихо, но горячо: «Господи, их–то за что, тварей безгрешных? Ну, сделай, чтоб это в последний раз, не могу я им больше в глаза смотреть!» Ночь в окопах сидели. Мы с хозяином под его шинелью свернулись, прижались, и он мне в ухо шептал: «Знаешь, как не хочу тебя посылать? Но надо, братишка, надо... Только сделай все правильно, прошу тебя. Не подставься, они же стрелять будут, боятся они вас. Прятаться не забывай, в лоб не беги. Как все сделаешь – прячься в воронке, пока не затихнет». Вот моторы ревут, пошли танки. Пора. Вьюк уже на мне. Мой рыжий меня обнимает вдруг, целует в нос и торопливо бормочет: «Только уцелей, братуха! Пожалуйста! Я прикрою, как смогу». Вынимает из взрывателя на вьюке предохранительную чеку, всхлипывает, рукавом слезу утирает и припадает к карабину. А я уже бегу по полю, как он учил – перебежками, прячась, непрямо... Я вернусь, братишка. Если повезет…

http://www.odnoklassniki.ru/interesnosuper